| http://www.liveinternet.ru/users/arin_levindor/post104040671/ |
"Как, по-видимому, ни бесконечно велика разница между первобытным аборигеном земли в его наготе и беспомощности и современным обитателем культурных стран, весьма сложно и замысловато одетым и обутым, полным умственных сил, дающих ему возможность властвовать над всем живущим на земле, но с помощью умелого подбора звеньев можно установить полную их преемственность... Такая обыденная ныне принадлежность костюма, как носовой платок, вошла в употребление сравнительно недавно; не только библейские, но и римские деятели золотого века их истории обходились без носового платка. Прототипом последнего могут служить римские sudarium и orarium, употреблявшиеся для обтирания пота и особенно рта, который часто ставился в печальную необходимость поглощать носовые выделения. История повествует, что император Аврелий, чтобы приобрести популярность, велел раздать народу небольшие тряпки для вытирания пота и что народ плакал от умиления перед щедростью своего властелина".
Шляпы 18 века от Розы Бертен (кликабельно большого размера)
Однако до начала массового производства одежды возможностями для подражания в России обладали главным образом имущие сословия. Одежда, в особенности дамская, стоила баснословно дорого, и потому выписывать ее из-за границы могли лишь самые состоятельные дворянские семьи. Жены и дочери, как тогда говорили, "достаточных", но не роскошествующих русских землевладельцев, как правило, пользовались услугами модисток в крупных городах Российской империи, шивших наряды по последней парижской моде, увиденной их клиентками на картинках в модных журналах или на успевших приобрести их сановных дамах. Те же, кому по мелкопоместности и эта возможность была недоступна, довольствовались изделиями крепостных портних, надо признать, иногда неплохо справлявшихся со своим делом.
Еще более консервативной была русская мужская мода. Естественно, состоятельные франты, пытавшиеся угнаться за Европой, бессчетное число раз заказывали новые фраки, чтобы иметь изделия то с укороченными, то с расширенными фалдами. Или блеснуть в обществе остро модным фраком цвета бутылочного стекла или глухой синевы. Но большая часть империи была одета в мундиры и могла позволить себе вольности лишь в легком отступлении от размера форменных шляп или легкой небрежности в ношении форменных шинелей или сюртуков.
Эпоха Петра Великого породила у русских женщин настоящий модный бунт. В допетровской Москве не имели понятия о моде, хотя одежда имела и тогда немаловажное значение в общественном этикете. Горожане носили традиционную русскую одежду, отличавшуюся для разных сословий, во-первых, качеством материала (дорогие заморские ткани привозили купцы-гости), а во-вторых, статусом и количеством одеяний – например, у бояр были шубы, меховые шапки и дорогие кафтаны, а простой народ обходился домотканными сермяжными кафтанами и овчинными тулупами, женщины – сарафанами и душегрейками. Для женщин тоже существовало сословное правило в одежде. Известно, что Иван Грозный убил своего сына за то, что его беременная жена Елена нечаянно попалась на глаза царю в домашней одежде, то есть на ней были надеты не все полагающиеся юбки – а муж осмелился ее защищать.
Одежду шили своими силами, либо руками крепостных швецов, либо с помощью приглашенных портных, которые часто предлагали уже готовое платье, поскольку одежда была традиционной и не требовала изменений, тем более сезонных. Однако и в то время женская одежда отличалась большей прихотливостью, чем мужская. Оттого ее пошив дольше всех сохранялся в пределах дома, тогда как уже в 1620 году упоминается первый в Москве магазин готового платья – Кафтанный ряд в Китай-городе.
Моду принесли в Россию петровские реформы. Вполне естественно, что само понятие моды – европейское, и русским не пришлось изобретать колеса: в этой области обращение к иностранным образцам нисколько не умаляет статуса национальных интересов. В те времена начался переход к унифицированной партикулярной одежде, а государевы указы касались общего изменения внешности: мужчинам требовалось брить бороду, носить парик и европейское платье, женщины же, отныне сопровождавшие мужей на ассамблеи и приемы, должны были облачиться в открытые платья с декольте, корсеты, завивать локоны и носить шляпки с чепчиками. Начинания великого самодержца задумывались в первую очередь как способ приобщения дворянства к государевой службе и ее этикету, к физическому труду, для чего и новая одежда создавалась удобной для труда, но вышло, что выиграли от этого больше женщины. Одежда для представительниц слабого пола была не только необходимым способом исполнять свое женское предназначение, - демонстрируя статус и возможности мужа, но и единственной формой самовыражения в обществе, где они не имели прав на образование, службу, социальную и экономическую свободу и прочего равенства с мужчинами. Одежда стала декларацией прав женщины на «индивидуалите» в той мере, в какой позволяли средства ее мужа или родителей. Главное же, что в результате петровских реформ в России появилось светское общество, где мода и туалеты были определенным языком, на котором общались высшие круги, и наряд стал символом светского этикета.
Отсюда появление с XVIII века модисток, - лучших портних, шивших на индивидуальный заказ, а потом и магазинов парижского платья. Законодателем женских мод всегда был Париж, и столичный высший свет выписывал готовые платья оттуда, минуя модисток. В России главным очагом моды был естественно, Санкт-Петербург, которому стремилась подражать Москва, сама поглядывая на Париж, а на южную столицу старалась равняться вся Россия. Для светских львов таким «маяком» был Лондон, хотя мужская мода не шла ни в какое сравнение с женской. Мужской костюм мог отличаться только качеством ткани, элегантностью покроя, белизной белья. Все остальное было уже признаком дурного тона.
Высший класс и «порядочные круги» имели сложный комплект одеяния. Женский туалет включал в себя утреннюю блузу «для вставания с постели», утренний капот для зимней прогулки, атласные плащи для теплой погоды (хотя модные журналы не рекомендовали носить плащи, ибо в них и в Париже часто простуживаются), шляпки, платье для визитов, платье для обеда, закрытое платье для вечернего выезда без танцев и открытое бальное платье. Согласно этикету в утренней блузе дамы принимали близких знакомых, девицы же могли щеголять в ней только на глазах отца с матерью. В утреннем капоте принимали гостей и визиты, выезжали в город, к родным, в магазин и в церковь. Эти капоты шили с той степенью роскоши, какую позволяли средства, из отечественного кашемира, дорогой персидской ткани, муара, фуляра и репса, с отделкой бахромой, бархатом, атласом, воланами и кружевами, причем отделка порой стоила дороже самой материи и работы. Шляпка указывала на статус женщины и на ее принадлежность к светскому кругу, и на каждый случай, будь то поход в театр, на бал или на гуляние, была соответствующая шляпка. Она должна была прикрывать лицо от ветра и солнечных лучей, дабы избежать вульгарного загара, и держать локоны, которые нередко крепились прямо на головной убор. В начале ХХ века московский генерал-губернатор издал знаменитое распоряжение о шляпной булавке – поскольку эмансипированные дамы в то время уже свободно ездили на общественном транспорте, их головные уборы, снабженные острыми булавками, представляли собой угрозу общественной безопасности, и отныне им предписывалось надевать на булавки наконечники.
Блеск двора Елизаветы Петровны был еще более изумителен; даже французы, привыкшие к блеску своего Версальского двора, не могли надивиться роскоши нашего двора. Щегольство и кокетство дам наших было в большом ходу, и все женщины только и думали, как бы перещеголять друг друга. Елизавета сама подавала пример щегольства; так, во время пожара в Москве в 1753 году у нее сгорело 4 тыс. платьев, а после ее смерти Петр III нашел в гардеробе ее с лишком 15 тыс. платьев, частью один раз надеванных, частью совершенно не ношенных; два сундука шелковых чулок, лент, башмаков и туфлей до нескольких тысяч, более сотни неразрезанных французских материй и т. д.
В екатерининское время уже появились в обеих столицах французские модистки и разные модные лавки: последние появились под названиями: "Аu temple de gout" (Храм вкуса), "Musee de Nouveautes" (Музей новинок) и т. д. Существует предание, что введением французских нарядов в моду Россия обязана Кириллу Разумовскому и другу его И. И. Шувалову. В их время в Москве славилась модистка Виль, которая продавала модные "шельмовки" (шубки без рукавов), чепцы, рожки, сороки, "королевино вставанье" а Lа грек, башмачки-стерлядки, улиточки, подкольный женский кафтан, распашные кур-форме и фурро-форме, разные бантики, кружева. Модистки компании предлагали своим покупательницам цветы, гирлянды для наколок на дамские платья и т. д. Уборщик и волосочес Бергуан рекомендовал всем плешивым помаду для отращивания волос; из духов - "Вздохи амура"; он же делал изобретенную им новую накладку для дамских головок в виде башен с висячими садами а Lа Семирамид.
Другой такой же французский парикмахер, Мюльет, предлагал мужчинам парики из тонких белых ниток, которые так легки и покойны, что весят только девять лотов: надевая их, не надо помадить волосы толстым слоем сала и обсыпать мукою. Были между парикмахерами великие артисты своего дела; так, Леонар, парикмахер несчастной королевы французской Марии Антуанетты, очень прихотливо распоряжался громадными дамскими куафюрами, пудрой, голубиными крыльями (ailes de pigeon) и т. д. Когда революция поколебала французский трон и снесла высокие головные уборы, он переехал из Франции. Про него существует следующий анекдот: раз, причесывая графиню Разумовскую, которая спешила на бал и хотела блеснуть новою прическою, но для этого ничего не было под рукою - цветы, перья, бриллианты, все это уже было старо, - графиня сообщает свое горе Леонару. Парикмахер ходит по комнатам, ожидая вдохновения. Вдруг в уборной графа видит он короткие штаны из красного бархата. Он их хватает, разрезает ножницами, собирает огромным пуфом и устраивает графине оригинальный, дотоле невиданный головной убор, имевший громадный успех.
В екатерининское время за туалетами просиживали целые часы; иная щеголиха засядет в пудермантеле, горничная рвет бумажки, а девчонка бегает, раскаляет щипцы. Одевались тогда более по произволу, хотя и прибегали к модным портнихам, чепечницам и волосочесам. Употребительная прическа молодых красавиц была следующая: делали посередине головы большую квадратную буклю, будто батарею, от нее шли по сторонам косые крупные букли, словно пушки, назади шиньон, и вся прическа была не менее полуаршина вышины, что называлось: "le chien couchant" (западная собачка). Употребляли пудру разных цветов - розовую, палевую, серенькую, a la vanille (ванильного цвета), a la fleur d'orange (апельсинного), mille fleurs (разноцветную). Щеголиха держала длинную маску с зеркальцами из слюды против глаз, и парикмахер пудрил дульцем, маленьким мехом или шелковою кистью. Некоторые имели особые шкафы, внутри пустые, в которых пудрились; барыня влезала в шкаф, затворяли дверцы, и благовонная пыль нежно опускалась на ее голову.
Девицы ходили в волосах с гирляндами, перьями на головах, иногда с наколками. Старики ходили распудренные в буклях, в парике и с кошельком назади; некоторые носили локоны, бархатные сапоги, трость в руке. Тростями щеголяли - у иного важного вельможи трость стоила не одну тысячу. Трость графа Кирилла Разумовского оценивалась в 20 тыс. руб. - была она вся из агата с алмазами и рубинами. Князь Лобанов-Ростовский имел у себя целую коллекцию тростей, которую купил у него граф И. И. Воронцов-Дашков за 75 тыс. руб. Замужние женщины в конце прошедшего столетия носили на голове троки, наколки, тюрбаны с бриллиантами, перьями и платья круглые молдаван с хвостами из бархата, штофа, атласа, люстрина, гродетура, гроденапля. Ко двору надевали робы, вышитые шелками, с глазетовыми юбками, с длинными, аршина в полтора, хвостами или русские с рукавчиками назади; последние стоили по тогдашней цене не менее тысячи рублей. К этому наряду прибавляли фижмы, обшитые обручи, по аршину с боков, которые поддерживали, сжимали, опускали по желанию. Смешно было видеть двух таких щеголих в четырехместной карете. Они корчились, высокая прическа достигала империала, а огромные фижмы высовывались из окон кареты. Запросто выезжали в платьях из линобатиста, талатана, кисеи, в шляпках, чепцах; летом с зонтиком, зимой в бархатных шубах с золотыми петлицами и с муфтами собольими или из ангора с длинной шерстью. Веер служил занятием для рук; он защищал от солнца, помогал скрыть смех, шепнуть словцо. Белились, румянились очень прилежно, а также сурьмили брови, налепляли мушки величиною с гривенник и кончая мелкою блесткою. Мушка имела значение: большая у правого глаза называлась тиран, крошечная, на подбородке, - люблю, да не вижу, на щеке - согласие, под носом - разлуку.
В екатерининское время вошло в моду ходить на красных каблучках (les talons rouges). Красные каблуки означали знатное происхождение. Эта мода была перенята у французов, где существовал этот аристократический обычай при последних трех королях.
При Екатерине II, когда на куртагах явилась роскошь в женских туалетах, для дам были придуманы мундирные платья по губерниям, и какой губернии был муж, такого цвета и платья у жены. Юбка у таких платьев была атласная, а сверху что-то вроде казакина или сюртука, довольно длинного, из стамеди, цвета губернии, с шелковою оторочкой другого цвета.
Лучшими модистками считались француженки – и «законодатели мод» пришли в Россию задолго до Французской революции. Французских портных пригласила еще венценосная Елизавета Петровна, а ее фактическая преемница Екатерина Великая указом от 1763 года позволила иностранцам жить и торговать в Москве с привилегиями. Французы облюбовали район Кузнецкого моста: один из них, портной Фуркасье оставил имя Фуркасовского переулка, где когда-то был его дом. Начало активной французской торговли на Кузнецком мосту предание связывает с графом Иваном Воронцовым, который поселился на Рождественке в середине XVIII века и первым сдал французам в аренду часть своих владений. А после революции 1789 года в Москву хлынули эмигранты. Среди них была знаменитая мадам Мари-Роз Обер-Шальме.
С конца XVIII века мадам имела магазин на Кузнецком мосту, а потом в собственном доме в Глинищевском переулке близ Тверской, где среди прочего торговала превосходными шляпками с запредельными ценами, отчего москвичи прозвали ее «обер-шельмой» - даже считают, что само слово шельма произошло от ее имени. У нее был такой «приезд», что Глинищевский переулок был весь заставлен каретами, а сам магазин стал модным центром встреч московского бомонда. Знатные клиенты однажды спасли саму мадам, когда ее магазин был запечатан за контрабанду. Профиль модистки был весьма широк. У нее заказывали и «приданое» для богатых девиц на выданье, и бальные платья, - так мадам попала на страницы эпопеи «Война и мир»: именно к ней старуха Ахросимова повезла одевать дочерей графа Ростова.
Модистку постигла печальная и нелестная участь. Когда Наполеон напал на Россию, два враждовавших мира столкнулись и на Кузнецком мосту. Став советницей Наполеона, опытная мадам давала ему ценные рекомендации относительно политики в России. По преданию, она отговорила его от идеи отменить крепостное право, так как русские не поймут его благодеяния, и она же придумала устроить для императора походную кухню в алтаре Архангельского собора. Французские гвардейцы охраняли ее магазин на Кузнецком, как и имущество остальных своих соплеменников, от воровства и пожара, но будущего у мадам в России больше не было: вместе с наполеоновской армией она покинула Москву и в дороге умерла от тифа.
Главнокомандующий граф Ростопчин изгнал французов с Кузнецкого моста и запретил вывески на французском языке. Здесь даже собирались построить храм Христа Спасителя на месте Пушечного двора, но для него выбрали Воробьевы горы, и все вернулось на круги своя. Уже в 1814 году на Кузнецком мосту наблюдалось «прежнее владычество французских мод», которые так громил Фамусов. Кстати, его литературная доченька сама «проживала» на Кузнецком мосту – прототипом Софьи считают княжну Наталью Щербатову, жившую в усадьбе в самом начале Кузнецкого моста (дом№2).
А вскоре здесь вновь запестрели вывески на французском языке с изображением парижских модниц и изысканных купидонов. В 1833 году Пушкин писал жене: «Важная новость французские вывески, уничтоженные в год, когда ты родилась, появились опять на Кузнецком мосту». Пушкин тоже оказался причастен к московской моде. На смену Обер-Шальме пришла еще более известная модистка Сиклер, в московском просторечии Сихлерша. В Петербурге она имела магазин близ Гороховой улицы, а в Москве - на Большой Дмитровке. У нее одевался высший свет России и жены знаменитостей. Одной из постоянных клиенток Сиклер была Натали Пушкина, которая обожала заказывать у нее туалеты, а однажды преподнесла в подарок шляпку от Сиклер жене Павла Нащокина, друга Пушкина. Из писем поэта известно, что модистка не раз теребила его за долги. Говорили, что Пушкин заплатил Сиклер за туалеты жены сумму, едва ли не большую гонорара за «Историю Пугачевского бунта», а после смерти Пушкина опека возместила Сиклер еще 3 тысячи его долгов. Высшее общество заказывало у Сиклер бальные платья в тот год, когда Москву посещал Николай I, за что модистка имела в месяц 80 тысяч барыша. Выходили и казусы. Иногда не богатые, но нежные мужья большим финансовым усилием баловали любимых жен платьем от Сиклер, но оно оказывалось настолько роскошным, что в нем нельзя было показаться на вечер в обществе их круга, и для визитов требовалось шить новый туалет попроще. Над такими мужьями особенно любил язвить М.Е.Салтыков-Щедрин, - его собственная жена выписывала платья себе и дочери только из Парижа, и «скупочные аппетиты» супруги сильно огорчали сатирика.
Преемницами Сиклер стали две московские модистки. Первой была «французская искусница» госпожа Дюбуа, имевшая на той же Большой Дмитровке лучший магазин с изысканной круглой залой, где всегда были самые хорошие шляпы и не витринах, а в шкафах - для знатоков. Это был магазин для тех, кто мог «кинуть» за шляпку 25 рублей серебром, чтобы покрасоваться в ней 3-4 раза. Шляпный сезон у Дюбуа бывал в первых числах декабря и в апреле: к этому времени устанавливались фасоны зимних и весенних шляп. К ней рекомендовали ехать и затем, чтобы иметь представление, что сейчас носят - шили у нее и бальные, и подвенечные платья . Поблизости стоял магазин ее конкурентки Элизы Сегино – еще одной «властительницы дум» московских модниц. Сегино считали самой добросовестной модисткой, делавшей добротно и не бравшей втридорога. Она, кстати, умела шить на маскарады, и особенно рекомендовалось ее домино, не портившее изящных линий фигуры.
Второй преемницей Сиклер с 1850-х годов стала знаменитая мадам Минангуа: ее слава лучшей модистки Москвы не меркла до самой революции. Мадам имела роскошные магазины и на Большой Дмитровке, и на Кузнецком мосту, которые были посвящены исключительно последним парижским модам. Здесь делали дамские платья, приданое, белье и корсеты изящной отделки. Это была крупнейшая и самая дорогая в старой Москве фирма заказа капризного дамского платья даже в ту пору, когда появились в изобилии магазины готовой европейской одежды.
Важнейшими же были бальные туалеты, в которых женщина представала на глаза столичному бомонду - согласно этикету, даже в самом роскошном платье нельзя было показываться более 3-4 раз. Наиболее дешевыми были девичьи платья: для самой балованной оно стоило 80 рублей серебром, легкое, с воланами, из шелка или газа. Дама же платила за одну только ткань для сего туалета 200 рублей серебром, а за само платье – еще сотни рублей. Роскошь неимоверная, которую, воздыхали современники, право, стоило бы ограничить каким-нибудь законом.
Одесса испокон веку слыла в Европе законодательницей моды, она, как о том еще Пушкин писал, изначально была европейским городом. По таковой причине местные дамы щеголяли тут и изумляли заезжих провинциалов изящнейшего фасона и тончайшего плетения французскими соломенными шляпками от мадам Мулис или Виктории Оливье на Дерибасовской в доме Фраполи, изысканными, последней моды туалетами из магазинов Адель Мартен на Итальянской, нынешней Пушкинской улице, госпожи Пальмер или Сюзанны Помер. А мадам Лобади, хозяйка шикарного салона на Ришельевской, периодически даже приглашала специальных консультанток из самого Парижа, у которых покупательницы всегда могли «иметь все новости мод». С построением же в 1842 году обширного торгового комплекса, коего побывавшие во французской столице одесситы вскорости стали называть Пале-Роялем, туда перебрался модный магазин Марии Ивановны Страц. Открытый еще в допушкинские времена и потом просуществовавший множество лет, магазин этот приобрел известность далеко за пределами Одессы и долго не имел себе подобных чуть ли ни на всем Юге. Оно и неудивительно было, поскольку имелось там буквально всё, что только самой капризной женской душе угодно: готовые наряды, шерстяные ткани, голландское полотно, лионские шелка, французские шали, кружева, невиданной красоты перчатки, тяжелый бархат всевозможных цветов и тончайший батист, трепетавший, казалось, от одного дыхания…
Технические приспособления для изготовления шляп.Утюги
Самый первый и, возможно, наибольший успех выпал на долю Марии Ивановны Страц. Эта мудрая и энергичная дама снабжала тканями и готовыми платьями все Северное Причерноморье еще в пушкинские времена. Основанным ею в 1818 году салоном не брезговали Воронцова, Зонтаг, Нарышкина, Собаньская и многие другие представительницы высшего света.
Заведение оказалось перспективным, эволюционирующим к лучшему, и в 50 -60-х годах XIX столетия "Европейский базар" М.И.Страц вполне соответствовал торговым предприятиям западных столиц. Располагался магазин в тогдашнем элитарном торговом центре Одессы Пале-Рояле, на Театральной площади.
Вот перечень некоторых товаров, предлагавшихся "Европейским базаром" почтенной публике: "шелковые материи, черный и цветной бархат, французские шали, полотна, столовое белье (не смущайтесь, так именовались скатерти, салфетки и т.п.), кутили разных рисунков, перья, мадаполам, кембрик, нансук, шике, жаконет, кисея, шерстяные материи, попелин, альпаг, модные шелковые материи, бареж, батист, полотняные и батистовые платки, чулки, носки, галстуки, мужские и дамские рубахи, ковры, мебельные материи, занавеси, одеяла шерстяные и пикейные, драдедам и кастор; здесь же большой выбор готовых дамских нарядов". Понимали в те далекие времена толк в текстиле наши замечательные прапрадедушки и прапрабабушки, по крайней мере, знали, с чем едят эти самые загадочные "нансук", "альпаг" и "жаконет".
Надо сказать, что нашей Марии Ивановне и ее славному "Базару" пришлось иметь дело с весьма серьезными конкурентами - как по части мануфактурной, так и по готовой одежде. Среди первых обязательно упомянем магазины известной компании "Беллино-Фендерих" (впоследставии - "Беллино-Коммерель"). Один из них находился на пересечение нынешних улиц Ланжероновской и Ришельевской - подвальные этажи этого магазина были расчищены в ходе недавних археологических исследований, но это тема отдельного разговора. Другой - на месте нынешнего Госбанка, кварталом выше.
Упомянутая компания была основана двумя годами позднее "Европейского базара", однако ассортимент здесь был не хуже: шелковые, шерстяные и бумажные ткани, "шали, бархат, сукно, кастор, кутил, полотно, столовое белье, шитое белье для дам и мужчин, мебельные материи, ковры, занавеси и друг.".
В середине XIX ст. реализацией мануфактуры занимались такие "волки", как "Эгиз и Вармас", "А.Люльки и Ко", или, скажем, "потомственный почетный гражданин Аполлинарий Павлинович Аристархов", не говоря уже о рыбешках помельче. Что до так называемых "модных магазинов", тут переборчивую клиентуру приходилось брать прямо-таки с боем. В свое время город буквально наводнили модельеры из благословенного Парижа, и подобного рода оккупация не была таким уж тяжким бременем для наших аборигенов. Судите сами, в начале 70-х годов XIX ст. в городе одновременно функционировало три одноименных магазина "Парижские моды": г-жи Гранж, г-жи Ленур и г-жи Манжен, причем все эти салоны располагались на одной и той же улице, разумеется, Дерибасовской. На этой же знаменитой улице, отнявшей пальму первенства у главенствовавшей изначально Ришельевской, находился и "Французский магазин модных вещей для дамского и мужского туалета А.Леруа". Между прочим, владелец последнего - отец прославленного французского художника Поля Леруа, чья икона Св.Троицы украшала когда-то одесской Преображенский собор.
На Екатерининской площади размещался "Модный магазин", хозяйка которого носила громкое экзотическое имя "г-жа Адель де Задурович". В Пале-Рояле помещались заведение г-жи Рубо, магазин кружев, белья, вышитых вещей, занавесей и голландского полотна А.Депиер и салон корсетов Луи Дрона.
Наиболее шикарный салон дамской одежды, доживший до самой революции, принадлежал мадам М.А.Озерской и находился на Екатерининской площади, No2, в доме князя Гагарина. Здесь всегда предлагалось множество самых "свежих" моделей - платьев, костюмов, манто, жакетов, шляп, корсетов, доставлявшихся непосредственно из Парижа, Вены, Берлина, Лондона. Услугами Марии Озерской пользовался весь одесский бомонд, и не случайно: образцы мод "от Озерской" были удостоены ряда дипломов на крупнейших европейских вернисажах.
http://garo-tailormade.blogspot.com/2009/04/1.html
http://www.fashiontheory.ru/ru/journals/8/4/
http://novchronic.ru/1376.htm
http://hibiscus-sinensis.com/regency/shops.htm#11
http://www.vintagefashionguild.org/content/view/604/55/
http://en.wikipedia.org/wiki/Rose_Bertin
http://fashionismymuse.blogspot.com...l/Rose%20Bertin
http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=780324
http://www.apropospage.ru/history/hist3.html
http://www.vestnik.com/issues/2004/...n/rozenboym.htm
http://www.paco.net/odessa/media/odessa/3/28-30.htm
http://www.patented-antiques.com/Irons_SpecPurp.htm
http://lumberjocks.com/projects/190
Thank you for the info. It sounds pretty user friendly. I guess I’ll pick one up for fun. thank u
ОтветитьУдалитьшелковые ковры