"Все включено" (Статья Кельвина Келли — редактора журнала "Wired"

1

Использование различных технологий изменяет работу мозга. Умение читать и писать — это когнитивные инструменты, которые после их приобретения меняют то, как мозг обрабатывает информацию. Когда психологи используют технологию нейровизуализации — например магнитно-резонансную томографию — для сравнения работы мозга грамотных и неграмотных людей при выполнении некоего задания, они находят множество различий. Исследователь Александр Кастро-Кальдас пришел к выводу, что обработка информации в двух полушариях различается у тех, кто умеет и не умеет читать. Ключевой участок мозолистого тела (corpus callosum) оказался толще у грамотных, причем «затылочная доля обрабатывала информацию медленнее у тех, кто научился читать уже взрослым, чем у тех, кто научился этому еще в детстве». Психологи Остроски-Солис, Гарсиа и Перес давали грамотным и неграмотным комплекс когнитивных тестов, одновременно изучая их электроэнцефалограммы. Они пришли к выводу, что «приобретение навыков письма и чтения изменило всю организацию когнитивной деятельности мозга не только в вопросах, связанных с языком, но и в том, что касается зрительного восприятия, логического мышления, работы памяти и формального эксплуатационного мышления». Если грамотность влияет на то, как мы мыслим, представьте, как на это влияет интернет и десять часов в день перед одним или другим экраном. Первое поколение тех, кто вырос с компьютером, сегодня только достигает взросления, а потому у нас нет научных исследований всех последствий повсеместной «подключенности». Но у меня есть несколько догадок, основанных на моем собственном поведении. Когда я делю или умножаю большие цифры, мне не нужно запоминать промежуточные значения — я уже давно научился их записывать. Благодаря карандашу и бумаге я становлюсь «сообразительней» в арифметике. Точно так же я уже не запоминаю фактов, или даже того, откуда я их узнал. Я научился разыскивать их в сети. Интернет стал моим новым карандашом и бумагой, и теперь я стал «сообразительней» во всем, что касается фактического знания. Но мое знание теперь куда более хрупко. На любой найденный мною факт всегда найдется кто-нибудь, кто его оспаривает. Каждый факт имеет свой антифакт. Система гиперссылок подчеркивает эти антифакты так же ярко, как и сами факты. Одни антифакты просто глупы, другие спорны, а третьи вполне обоснованны. Но нельзя положиться на экспертов для их сортировки, потому что на каждого эксперта найдется такой же сведущий антиэксперт. Все, что я узнаю, со временем размывается этими антифактами. Моя уверенность в чем бы то ни было уменьшилась. Вместо того чтобы пользоваться внешними авторитетами, мне приходится полагаться на собственную уверенность — не только в вещах, которые важны для меня лично, но и во всем, к чему я прикасаюсь, включая те вещи, о которых я при всем желании не могу получить информацию напрямую. Это означает, что, в общем, я все чаще думаю о том, что могу быть не прав. С научной точки зрения можно считать это идеальным состоянием. Но в таких условиях неимоверно возрастает вероятность того, что я изменю своему мнению без веской на то причины. Как бы то ни было, примирение с неуверенностью изменило то, как я думаю. Неуверенность — это своеобразная текучесть. Мое мышление стало куда менее постоянно, чем, например, текст в книге, оно приближается к текучести текста в «Вики­пе­дии». Я чаще меняю свое мнение. Мой интерес к вещам растет и падает гораздо быстрее. Мне менее интересна истина и более интересны разные правды. Я чувствую, насколько важно субъективное для составления объективного из общего множества информационных точек. Постепенный, кропотливый прогресс, удел несовершенных наук, кажется единственным способом узнать что-либо. Захваченный во всемирную сеть, я сам ощущаю себя сетью, ищущей стабильности в нестабильных частях. И вот, пытаясь собрать правды из полуправд, неправд и каких-то других правд, разбросанных во всемирном потоке (за сборку теперь отвечает каждый из нас, а не власти, как это было раньше), я невольно склоняюсь к текучему образу мысли (сценарии, временные убеждения) и к текучим ресурсам — мэшапам, твиттеру, поисковику. Путешествие по этой скользкой, сотканной из идей паутине часто похоже на сон наяву. Сегодня я был в толпе людей, наблюдавших за тем, как босоногий мужчина ел грязь; потом лицо поющего мальчика начало плавиться; потом Санта спалил свою елку; потом, на самой макушке мира, я плавал внутри глинобитного дома; потом кельтские узлы неожиданно развязались; потом какой-то парень сказал мне формулу для изготовления чистого стекла; потом я наблюдал за собой — в старших классах школы, за рулем велосипеда. И это всего лишь несколько моих первых минут в интернете сегодня. Гипнотическое состояние, в которое мы впадаем, путешествуя по никуда не ведущим тропам из ссылок, может быть ужасной тратой времени или, как в случае со снами, продуктивной тратой времени. Возможно, мы подключаемся к коллективному подсознанию, что неосуществимо в случае с направленным потоком телевидения, радиопередачи или газеты. Возможно, интернет-гипноз — это шанс для всех нас увидеть один и тот же сон, независимо от того, на что мы кликаем. Этот сон наяву также стирает границу между мыслями серьезными и шутливыми. Проще говоря, я уже не могу сказать, когда я играю, а когда работаю в сети. Для некоторых людей в этом и состоит основной недостаток интернета — дорогостоящий способ впустую потратить время, источник бессмыслицы. Я, напротив, ценю впустую потраченное время как необходимое условие творческого процесса. Более того, мне кажется, что объединение игры и работы, серьезного мышления и игрового, стало одним из величайших завоеваний интернета. В действительности способность интернета ослаблять наше внимание сильно преувеличена. Я замечаю, что всё более мелкие осколки информации могут полностью поглощать внимание моего перегруженного образованием мозга. И не только моего. О невозможности сопротивляться соблазну быстрых, крошечных информационных квантов говорят все. В ответ на это интернет-культура принялась за демонтаж крупных конструкций и продажу их по частям. Музыкальные альбомы разбиваются и продаются отдельными песнями. Фильмы становятся трейлерами (и мне кажется, что многие трейлеры действительно лучше фильмов, из которых они сделаны). Газеты становятся постами из Twitter. Научные статьи подают нарезкой на Google. Я радостно плаваю в этом растущем океане квантов. Когда я бросаюсь к интернету в поисках этих осколков или просто чтобы помечтать наяву, я начинаю думать совершенно иначе. Мое мышление более активно, в нем все меньше созерцательного элемента. Я не просто бесцельно разжевываю свои догадки, подкрепляя их своей же безграмотностью, — засучив рукава, я берусь за дело. Я ищу, исследую, расспрашиваю, реагирую на одни данные и пропускаю другие, делаю записи, ставлю закладки и в конечном итоге пытаюсь составить что-то свое. Мне нечего ждать. В этом нет никакой необходимости. Я проверяю идею в действии, прежде чем обдумать ее. Для некоторых в этом и есть изъян интернета — потеря способности к размышлению. Для других все это лишь напряженная и тупая работа, или переливание из пустого в порожнее, или просто замена действия бездействием. Слушая подобные рассуждения, я всегда думаю про себя: по сравнению с чем? По сравнению с пассивным потреблением телевидения, или поглощением утренней газеты, или просто с лежанием на диване и медитацией над разной ерундой? Я гораздо более производителен в действии. Появление блогов и «Вики­пе­дии» — это формы проявления той же тенденции. Сначала действовать (писать), а потом думать (фильтровать). Я представляю себе, как сотни миллионов людей сидят у своих компьютеров буквально в эту минуту. По-моему, они не просто впустую тратят время, перепрыгивая с одной глупой ссылки на другую. По-моему, они вовлечены в форму более плодотворного мышления и проводят время интересней, чем это могли себе представить те же сотни миллионов человек еще 50 лет назад. Этот подход способствует производству информации крошечными квантами, но, что самое удивительное, он в то же время позволяет уделять больше внимания на порядок более сложным и громоздким интеллектуальным продуктам. Подобные творения содержат больше данных, они рассчитаны на то, что на них будет затрачено больше внимания и времени, и с расширением интернета они становятся все более успешными. Эта параллельная тенденция менее заметна из-за недальновидного отождествления интернета с текстом. На первый взгляд, интернет состоит лишь из слов на экране — Google, газеты, блоги. Но за текстом стоит гораздо более значительное подбрюшье интернета — двигающиеся на экране изображения. Сегодня люди (и не только молодежь) в первую очередь обращаются не к тексту или книгам. Если у них возникает вопрос, то они (в том числе и я) идут на YouTube. Для развлечения мы пользуемся сайтами онлайн-игр или качаем на торренте фильмы, включая и документальные (индустрия которых переживает сегодня ренессанс). Новые визуальные форматы заполонили интернет. Именно они находятся сегодня в центре мировой паутины, не только тексты. Благодаря сетевым фанатам, а также возможности закачивать, перематывать и пересматривать видео онлайн, режиссеры начали снимать фильмы продолжительностью более 100 часов. В эпопеях вроде Lost и The Wire бесконечно много переплетенных сюжетных линий, огромное количество главных действующих лиц, потрясающие по глубине характеры. Все это требует постоянного внимания зрителя, которого не могло добиться ни телевидение, ни 90-минутный формат и которое, наверное, шокировало бы Диккенса и других романистов прошлого. Можно представить, как бы они удивились: «Вы хотите сказать, что они способны следить за всем этим, а потом хотят еще? Сколько же лет это должно продолжаться?» Я бы никогда не поверил в то, что способен получать удовольствие от таких запутанных историй или беспокоиться о том, чтобы не пропустить серию. Но постепенно мой интерес к подобным вещам вырос. Точно так же в глубине, сложности и в общих требованиях к потребителю компьютерные игры могут сравниться как с бесконечными фильмами, так и с любой великой книгой. Но главное, в чем интернет изменил мое мышление, — он свел все мое внимание в одну точку. Может показаться, будто я провожу бесконечное количество наносекунд, читая посты в Twitter, и бесконечное количество микросекунд, блуждая между страничками или переключая каналы, и трачу какие-то минуты на чтение фрагментов из книг, один за другим. Однако на самом деле я трачу десять часов в день на одну вещь — интернет. Я обращаюсь к нему минута за минутой, день за днем и уделяю ему, по сути, все свое внимание. Точно так же, как и вы. Человечество постепенно налаживает беспрерывный и интенсивный контакт с этой огромной штуковиной. Тот факт, что она сделана из миллиона небрежно собранных деталей, немного нас озадачивает. Создатели сайтов, толпы сетевых комментаторов, интернет-магнаты, неохотно позволяющие нам иногда скачивать их фильмы, — все они не верят, что являются всего лишь пикселями в этом огромном всемирном шоу. Но на самом деле — так оно и есть. Все это — один огромный передаточный механизм с двумя миллиардами подключенных к нему мониторов. Весь этот клубок соединений, включающий все книги, страницы, посты, фильмы, игры, каналы, — один всемирный фильм или книга, которую мы еще только учимся читать. Знание того, что это большая штуковина существует и что я все время к ней подключен, изменило то, как я думаю. via esquire.ru